Рыбацкие истории. Лещ в глухозимье

Светает. Мокрый снег с липкостью скотча соприкасается с лицом и струйками влаги лезет под воротник. Узкая тропа ныряет вниз и упирается в кашу глухого озера. Берег сползает обрывом. Хватаюсь для равновесия за кусты и словно на лыжах скатываюсь по спуску.

Озеро встретило чавкающей слякотью. Метров на семь от берега сплошная каша из воды и снега. Взламывая наст, двигаюсь по глубокому снегу в сторону пожухлых и завалившихся зарослей камыша.

Разбрасываю ногой снег в разных местах и раскладываю ледобур. Кроша лед по спирали, ножи образуют вертикальный тоннель в подводное царство. Лед сантиметров 40. Пять минут — пять лунок, приготовленных к ловле.

Ну что, пора растормошить это сонное царство? В каждый тоннель по порции мелкого мотыля и достаю «балалайку». Вольфрамовая дробинка с парой мотылей, опустившись на полтора метра, касается дна. Плавные движения вверх — вниз ни к чему не приводят. Перехожу на мелкую дрожь.

Стучу дробью по дну и нервно поднимаю к поверхности. Кивок вздрагивает и проваливается. Подсечка — и по леске передалась желаемая тяжесть. Темно-зеленый окунь с ярко-красным оперением, миновав тоннель, оказался на льду. Значит, есть там движение, под этим панцирем старого льда, значит, теплится жизнь в водах этого глухого озера в зимнюю пору.

Мормышка продолжает работать, минута — и кивок вновь совершает резкий поклон. Еще один окунь пролез через тоннель. Затем еще и еще… Даже неинтересно стало, что это за глухозимье такое? Меньше чем за час полтора десятка хороших окуней.

Но рано обрадовался. Просветлев, небо перестало сыпать влажный снег, и также резко прекратился клев. Обловив в течение следующего часа все остальные лунки, остался ни с чем. Оглянулся, по моим же следам в моем направлении, ковылял укутанный в тулуп с пешней наперевес прикольный на вид старикан. Поравнявшись со мной, он энергично отсалютовал и, взглянув на окуней, иронично улыбаясь, понунукал. Я промолчал.

«За такой рыбой в такую даль?» — сказал он и попросил ледобур, дабы с пешней не мучиться и «авторитетную» рыбу не пугать. Я разрешил. Дедок побрел ближе к середине озера. Пройдя метров 20, он засверлил лунку и склонился над ней в три погибели. Я наблюдал за ним минут пять, он не разгибался. Наконец-то он закончил свой ритуал, поднялся и вернулся ко мне, отдав ледобур.

Пожмякав в руке «Приму», дед вставил ее в засаленный деревянный мундштук и прикурил. Сладко затянувшись, заулыбался и, смотря на мое бесполезное движение удочкой, опять занунукал: «Да, вроде понт есть, а разобраться — никакого понта», — к чему-то сказал он и зашагал к своей лунке. Работая «балалайкой», стал искоса наблюдать за ним. У меня поклевок не было.
ловля лещаА старик разложил какой-то здоровенный и толстый удильник, чуть поколдовал над ним и, что-то запустив в лунку, стал елозить над ней какими-то непонятными движениями. Минута, и он подсек. Да как подсек!

Тоже интересно:  Ловля карася летом на реке Чемровка

С весьма громким и довольным покряхтыванием, значит, чтобы я заметил. Мгновение — и он выволок какую-то блестящую «лопату».

Меня передернуло. Перешел на другое место. Старикан опять склонился над своей лункой и стал елозить. Снова подсечка и опять «лопата»! И это довольное покряхтывание. Я перешел на первую лунку и заменил мотыля на личинку репейника. Стал плавно вести мормышку вверх-вниз, но результат опять ноль.

А дед снова подсек, выволакивая очередную свою «авторитетную» рыбину, да еще напевать стал:»Главное не суетиться, чтоб на понтах не обломиться»! «Издевается, старая лиса», — подумал я и, сократив расстояние между ним наполовину, засверлил лунку. «Ну-ну-ну!» — пропел, глядя на меня, дед и опять подсек… Разум во мне, к счастью, пересилил невроз, и я просто взмолился: «Батя! Хватит прикалываться, научил бы, в чем ТУТ СУТЬ дела».

В этот момент готов был отдать этому, на первый взгляд, смешному старикану, все свои лески и мормышки, лишь бы открыл свой секрет, и мне удалось бы выловить хоть одного такого красавца-«лопату». Наверное, дед меня пожалел, положил свой удильник на снег и подошел.

Взяв в руки мою удочку, покачал ее на ладони, потягал леску, поковырял пальцем мормышку и выдохнул с каким-то огорчением: «Понты». О каких понтах он говорит, подумал я, ведь поначалу столько окуней натягал? Но все же промолчал.

А дед завелся с присущей для всех пожилых людей значимостью и поучением: «Если душа чиста, то и помыслы чисты. Для чего ходит человек на природу, вот, рыбки наловить к примеру? Душой очиститься от шлаков жизни и беспутства. Побыть самим собой, подумать о насущном…»

В общем, развел свою философию минут на двадцать. Я терпеливо ждал, кивая головой на его слова, а самому хотелось перебить и взмолиться: а покажешь ли ты, старый хрен, на что ловишь или нет?!» Шло драгоценное время.

Наконец он выговорился и, махнув рукой, повел меня показывать свою замудренную снасть. Возле его лунки небрежно лежали почти килограммовые лещи. Никакого сравнения с моими полосатыми. Дед взял в руки свою снасть с видом триумфатора, на его лице было выражение человека, которому только что вручили «Оскар».

Удильник был длиной около 30 см, сделан из кончика бамбуковой удочки, к комлю обычной изолентой была прикреплена обычная пластмассовая ка-ка с зеленоватой леской. Также на нем были закреплены два самодельных пропускных кольца. Все было очень просто. Но только не сама мормышка. К концу лески привязан обычный крючок пятого номера.

Тоже интересно:  На карасином озере

От него на расстоянии сантиметров 20 закреплен обычный грузик-дробинка. Но сам секрет заключался в том, что находилось между крючком и грузиком. Между ними свободно ездила по леске позолоченного цвета пластинка из металла.

Длиной она была чуть меньше сантиметра, 1/3 часть ее была изогнута под прямым углом, и в этой изогнутой части было небольшое отверстие, через которое и проходила леска. Шириной пластинка была миллиметра три. В качестве насадки был средний навозный червь.

Когда дед нацепил червяка, держа пальцами крючок, пластиночка сдвигалась по леске и не мешала. При опускании в лунку, пластиночка съезжала вниз к крючку с червем и своей игрой привлекала рыбу.

Своеобразную мормышку необходимо было опускать до дна и круговыми движениями или восьмеркой елозить ею по дну. Во время поклевки, когда лещ хватал наживку, пластиночка съезжает по леске и не мешает поклевке. Когда описание всего было закончено, старик вручил мне в руки свой «Оскар» и разрешил один раз попробовать.

Как заколотилось сердце, когда уже на третьей восьмерке по леске передался мощный рывок! Я коротко подсек, в глубине тоннеля что-то заходило кругами и потянуло. Испарина выступила на лбу, я стал тянуть. Перед лункой рыба крутанулась и ушла в сторону, но, к счастью, не сошла.

Над ухом у меня слышалось стариковское, как мне показалось тогда, зловещее: «Ну-ну!» Но все-таки я изловчился и завел рыбу в лунку, запустил пальцы руки ей под голову и вытянул… леща! Стопроцентный килограмм! «Ну-ну», — сказал дед и взял у меня свой удильник.

Я его поблагодарил за такое учение, предлагал ему взять любые мормышки, которые у меня были. Но дед отказался что-либо брать, махнув рукой, выпалил свое закоренелое «понты», и заулыбался. Немного поусердничал старик и выволок еще одного леща и засобирался домой.

Я последовал его примеру. Сложив свои «лопаты» в холщовую сумку, он, повесил ее на пешню через плечо и смешной походкой заковылял по тропинке.

Я побрел за ним. Всю дорогу, пока шли вместе, спрашивал его, из чего сделана эта пластинка и какой может еще есть секрет, но дед уходил от темы разговора, травил свои басенки и прибаутки. А когда я начинал что-то рассказывать, он хитро улыбался и щурился. Вместе дошли до развилки дороги.

Попрощавшись, старик пошел в сторону деревни, а я в сторону ж/д станции на дизель. По дороге думал о рыбалке, о дедовой хитрости, о его опыте и обо всех этих «глухозимних понтах».

Оставить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *